Martin Hume  

Телевидение и кино имеют нечто общее со средневековой церопластикой. Вспомним, как церопластика, невинное искусство «ваяния из воску», была запрещена инквизицией, после раскрытия ряда заговоров, связанных с чарованием. Оказалось, что злые умы превратили церопластику в смертельное оружие. Они лепили из воска фигурки людей, которым желали смерти, а затем прокалывали фигурки кинжалом и совершали другие церемонии насилия, нашептывая при этом заклинания. После такого ритуала, жертва их помыслов и на самом деле тяжело заболевала, чахла и окочуривалась.
Телевидению и кино сегодня уготована костровая участь церопластики и пора современной инквизиции ввести наказания за чарование этими искусствами. Например, ввести наказание за целлулоидное и цифровое чарование башен близнецов ВТЦ. На роль мученика инквизиции, современного Мариньи Энгеррана, вполне сойдет любой маститый режиссер жанра «экшн», продюсер и т.д.
Итак, что мы имеем. Мелкие служащие инквизиции, «сбирро», проворные, бритые налысо молодцы в устрашающем, ультрасовременном кожано-наганном наряде с ненужными кафкианскими бляхами, пряжками и прочими устрашающими нелепостями, наведываются с утреца в симпатичный особняк маститого актера или режиссера на Беверли-Хиллз. За плечами у этого мачо не один «Оскар». Он последний любимец Венецианского кинофестиваля, где совратил шелудивых, обмякших, умных европейских захермазохов своей деревенской, тупой как полено, грубой хемингуэйевщиной мичигановского разлива. Слово OK имеет у него тысячи значений и оттенков. Типичный янки, готовый жрать гамбургеры до усрачки, лишь бы доказать, что Америка великая страна. Сбирро спокойно зачитывают приговор коренастому, престарелому ковбою. В конце звучит девиз: Justicia minus misericordia. «Это что еще за херня? Переведите!» – возмущается типичный янки. Правосудие минус милосердие – спокойно переводят ему. Оторопевшего, сонного режиссера, под истеричный аккомпанемент жены, в исподнем запихивают в черного цвета подобие катафалка. С сиреной, звучащей на литургический мотив, который не оставил бы равнодушным семиолога Эко, и который заглушает рев режиссера и его требования позвонить личному адвокату, катафалк доставляет узника в застенки Тюрьмы Телевизионного и Кинематографического Чарования (ТТКЧ). В стены каждой камеры этой тюрьмы встроены мониторы на которых в режиме нон-стоп прокручиваются видеосвидетельства против обвиняемого – взятые из его шедевров и фильмов его коллег кадры гранд насилия - взрывы Белого Дома, башен ВТЦ, Капитолия, Пентагона, Эйфелевой башни, Кремля, убийства видных политических лидеров и т.д. Даже кровать и подушка обвиняемого являют собой мягковолокнистые мониторы. Голубеющая подушка то и дело окрашивается киноварью кишок и перламутром мозгов «плохих ребят». «Камерады» узника – это его бывшие коллеги по кинобизнесу. Им разрешено обменяться лаконичными, грустноватыми, умудренными опытом, смокинговыми приветствиями и взглядами типа «мы-с-тобой-из-одной-индустрии-партнер». На одной из стен-мониторов в своей камере, обвиняемый читает угрюмо нацарапанную надпись: «Здесь был Уилл Смит, точка, День Независимости, точка». Кормят его скудной баландой с целлулоидной добавкой, которая медленно, но верно разрушает стенки его желудка. От баланды и облучения моча узника приобретает неоновый оттенок. Однажды в тюремном сортире, совсем старый «камерад», отымев новичка, по-отечески похлопал его, отливающего в этот момент, плечу, застегнул ширинку и крякнув, сказал, глядя на неоновую струю несчастного: «Добро пожаловать, сынок. Теперь ты «голубоструй», как и все мы.»
По мере того, как обвиняемый облучается и слепнет, с ним проводят регулярные беседы с применением пыток. Медиамагнатов, например, заставляют есть их собственное (за милосердным вычетом многочисленных налоговых сборов) состояние по долларовым купюрам. Единственная помощь при этом по части приправ – кетчуп в неограниченных количествах, которым разрешено разбавлять пресную, вонючую бумагу. Любители ненавистной европейской кухни могут сдобрить бумажные гамбургеры горчицей или майонезом. Пытка продолжается с перерывами ( когда обвиняемого тошнит или он в отрубе) до тех пор, пока узник не окочурится, или ( крайне редкий случай) пока все состояние не будет съедено.
В ходе инквизиторской операции раскрывается грандиозный заговор голливудских воротил. Оказывается, голливудские воротилы, кинорежиссеры и продюсеры, недовольные выплатой несусветных гонораров звездам за один шмоток целлулоида, задумали следующее. Они понаделали кибербиологических клонов-андроидов самых известных голливудских звезд, которые и снимались последнее время в блокбастерах совершенно задаром, под угрозой урезывания энергетической подпитки. Это они машут ручками на «Оскаре», они читают слезливые скатки благодарностей своим энергетическим хозяевам и неродным, пластически прооперированным мамашам. В то время как живые звезды давно уже покоятся в своих особняках, барахтаясь, как какашки в проруби, в своих викторианских ваннах, наполненных мутным биологическим раствором. Отсюда их подозрительная асоциальность, частое гощенье во всевозможных клиниках. Отсюда многоуровневая охрана их собняков на Беверли-Хиллз. Вы спросите, зачем лишние хлопоты, когда звезд можно было просто прихлопнуть? Утопить в ванной? Спросите об этом у неуклюжих голливудских воротил.
Заговор ракрылся совершенно случайно. Виной всему были заострившиеся грязные ногти одного прыщавого юнца. Перед церемонией вручения «Оскара», когда кинодивы на шпильках выдрючивали по красной дорожке перед входом в здание, этот прындик махнул через веревку, чтобы выклянчить автограф у грезы своих млечных эакуляций, всемирно известной «хорошей девочки» Доры Трумэн. Мрачный афро-американский телохранитель в темных очках и смокинге двинул было свою тушу в сторону наглеца. Но дива показала жестом. Итс окэй, мол. Вручая блокнот и случайно царапнув диву за запястье, юнец смущенно заметил, как вместо крови по кисти шикарной блондинки заструилась зеленоватая жижа, блокподпитка клона-андроида Доры Трумэн. Псевдо-Дора замотала башкой, пасть ее запенилась, что-то там пшикнуло. Вскоре полиция уже топтала персидские ковры внутри особняка Доры Трумэн в Беверли-Хиллз. И все это только для того, чтобы обнаружить в ванне говешку, плавающую в миазматичном растворе и дышащую в респиратор – настоящую Дору.
Суд над воротилами удовлетворяет часть неонацистски настроенного электората старых пердунов, которые во всем всегда винили евреев, коммуняк и гомиков. Берги, Блюмы, Кранцы - одним словом, весь талмудический скаток, что бежит на черном фоне в конце каждого блокбастера - красуются своими шнобелями в зале суда. Сенатор Маккарти потирает руками в гробу, если не сказать больше. Его охота на ведьм, наконец то, увенчалась успехом.
Зал суда ТТКЧ весь богато украшен символикой новой суровой идеологии. На стенах – пиратские фрески, атрибутика зла. Рогатый скелет со стрелой Черной Бороды, три черепушки Криса Кандента, ублюдок с мечом Бартоломью Робертса, череп в профиль Генри Эверая.
Наконец, проткнутые рапирой телевизоры. Их великое множество. Они выставлены, как в некой постмодернистской художественной галерее. Не хватает только бокалов с белым вином и праздно шляющихся глазопялов. Вместо портретов вашингтонов, марксов и энгельсов – смачные ипостаси трех неимоверных ублюдков. На первом изображен Рок Бразилиано с гнутой саблей, на втором - длинноволосый сыч Бартоломеус Португес, и, наконец, на третьем - самый ужасный черт, с брезгливой гримасой интеллектуала: месье Франсуа л’Олонуа.
Создатель пиратского гос-ва на острове Тортю, Ле Вассёр, был в прошлом досточтимым военным инженером. Нынешний главный судья в зале, Джим Моронсон, был в прошлом придурковатым фермером-южанином, у которого на земле ничего не росло по пьяни. Имеет сектантский стаж и зуб на негров и евреев. По правую руку от него – Джордж Буш младший, нынешний президент США, который, будучи молодым сопляком изголялся над чернокожей прислугой в Техасе вместе с компанией изрыгивающих пиво жеребцов-приятелей.
Среди подсудимых, как ни странно, оказывается Билл Клинтон, которого угораздило снятся в каком-то сериале. В сериале не было никакого насилия, но тут взыграла сектантская сущность Моронсона и бычья спермообильность Билла на черный цвет Моники. Как же так, христианин, семьянин, мать его! А как же Хилари, а как же дочь, мать ее!
Хилари приходит с новой подругой-лесбиянкой. Спокойно смотрит, как мужу выносят приговор. Ее тонкие, как пиявки, губы расплываются в улыбке. Она переглядывается со своей ящероподобной герлфрендой: вот житуха настанет, никаких преград.
Большинство подсудимых без лишнего трепа получают вышку, но не в виде скучного электрического стула, до которого идти целую зеленую милю, а в виде букана – своеобразного человеческого барбекю времен позднего психозоя.
Сперва приговоренных откармливают желудями, как иберийских свиней. Иногда, в особо строптивых секс-символов впихивают через трубку комбикорм. Затем насаживают на вертел жирные телеса и сушат на воздухе, строго наблюдая, пока не появится ореховый оттенок. После чего засушенных в хамон звезд едят с дыней –канталупой и сочной зеленью. Это время великого торжества, на которое приглашаются все желающие. Проходной билет – зажученная дома видеокассета с голливудским блокбастером. Наступает праздник, который всегда с тобой.

15-05-2003 00:21