Прохожий
Путешествие с Мау в поисках Питера
Сутки минус первые.
Четверг. Вечерний «Шекспир». Меня и Мау приветствует официант, запомнившийся нам с прошлого раза. Он нас тоже запомнил…
- Мартини сегодня есть?
Есть. Заказываем бутылку и апельсиновый сок. Ждем.
У меня в кармане лежит билет на поезд в оба конца, в гостинице забронирован номер. Отправление – через четыре часа. Мау тоскует: ему тоже хочется в Питер.
- Поменяй билет, поедем завтра вместе, - предлагает он.
От меня встречное предложение: ехать вместе, но сегодня. Мау погружается в раздумья.
Официант приносит печальную весть: апельсинового сока нет. Соглашаемся на белый виноградный и пьем, морщась от детсадовской сладости.
Появляется Рук. Мау рассказывает ему о своих колебаниях и, пока рассказывает, решается: ехать. Сегодня.
Выбираемся из «Шекспира» между десятью и одиннадцатью. Рук предлагает идти пешком, чтобы подышать воздухом. Идем. Часто поворачиваем. Рук уверен в направлении. Я уверен в том, что уеду. Нервничает Мау: ему еще предстоит найти билет. Улицы пусты. Москва засыпает нас снегом. В голову лезут мысли о декадансе и кокаине.
До вокзала добираемся с большим запасом. Нам нужны два билета – чтобы ехать вместе. Женщина в кассе безысходна, как слово «нет», которое она произносит: никаких билетов в Питер на сегодня.
Я верю в свое жизненное наблюдение: нет забора без дыры. Спешим к ближайшему поезду, отправление – через пять минут. Короткий разговор с проводником. Два места в СВ – без проблем. Цена, которую называет проводник, звучит поэмой. Чувствуется, он долго вынашивал ее в душе, в ожидании момента, когда ее можно будет назвать вслух. Предлагаю Мау соглашаться, если хочет уехать. Наскоро прощаемся с Руком.
Мы входим в купе, и тут я вспоминаю: в камере хранения, забытая, лежит моя дорожная сумка. Она не участвовала в шекспировских посиделках. Успеваем выскочить из вагона, на ходу объяснив ситуацию проводнику. Тот, раздосадованный, бормочет нехорошие слова – такие, наверное, рвутся у палача на эшафоте, когда гонец в последний момент приносит неожиданную весть о помиловании. Поезд уходит без нас. Москва упорно цепляет Мау за куртку своей остроконечной звездой.
Сумка получена. Мы отправляемся к кассам на поиски посредника. Он возникает, привлеченный нашими флюидами, интересуется, что именно нам надо, долго путает словами «купе», «полкупе» и «полкупе в купе», после чего сдает на руки помощнику. Помощник спешит к поезду у платформы, мы поспеваем за ним. Ноги разъезжаются на обледеневшем перроне. Проносимся мимо вагона с местом, билет от которого по-прежнему лежит в кармане – сегодня ночью это ложе будет тщетно ждать меня. Сдавать билет нет времени.
Нас устраивают в двуместном купе проводника. Ждем отправления… Трогаемся. Едем!
Мау пьет пиво и говорит о жизни. Я с отвращением смотрю на последнюю полулитровую банку джин-тоника и говорю о жизни. Питер ближе с каждым стуком колес. «В Питере – Эрмитаж, полуденная пушка в крепости и зимний Летний сад!» - я. «В Питере – Ласта!» - Мау.
Спать ложимся незадолго до прибытия – непонятно, зачем.
Сутки первые.
Половина восьмого утра. Просыпаюсь и расталкиваю Мау. Садимся смирно и ждем прибытия. Мау решает позвонить Гмыше. Предлагаю ему мобильник, но рекомендую посмотреть на часы. Мау смотрит и укрепляется в намерении.
Вопреки моим опасениям, голос Гмы бодр. Она приветливо беседует с Мау, называя его «Прохожим». Я начинаю завидовать. Мау доволен: Питер готов встретить нас.
Прибываем. Забрасываю сумку в камеру хранения. Мау говорит, что надо ехать в «Панду». Ему виднее.
«Пандой» называется заведение неподалеку от Казанского собора. Бильярдные столы. Стойка бара. Зеленые деревянные столики и скамьи на оставшейся площади. Двери в «Панде» распахнуты, помещение словно является продолжением улицы. Кто-то меланхолично гоняет шары. Музыка играет сама себе.
У барменов – передача смены. По этому поводу они пьют сами. С трудом добиваемся чашки кофе и бутылки пива. Гордые победой, занимаем стол справа от входа, стоящий в отсеке из деревянных щитов.
Мау звонит Гмыше. Мау звонит Ли. Мау позвонил бы еще кому-нибудь, но он потерял записную книжку. Он не звонит только Ласте – хочет сделать ей сюрприз.
Я наливаюсь кофе.
Ненадолго забегает Гмы – по пути на работу. Обещает встретиться вечером.
Заходит Ли – по пути на работу. Сидит с нами долго, но тоже обещает встретиться вечером. Я удивлен, что мы не успели ему надоесть.
Мау уговаривает меня позвонить Ласте и передать привет. Он хочет, чтобы я назначил ей встречу, на которой Мау появится совершенно неожиданно. Сюрприз! К своему изумлению, понимаю, что не только соглашаюсь с затеей, но и набираю номер телефона. Ласта приветлива. Она соглашается на рандеву вечером. Где? «В «Панде»!» - предлагаю я. Возражений нет.
Ли уходит. Я напоминаю, что мне надо взять сумку и попасть в гостиницу. Мау составляет мне компанию. На выходе из «Панды» он замечает, что потерял капюшон куртки. Капюшон не находится. Мау беспечно машет рукой.
Мы направляемся на Московский вокзал. Я предлагаю пройтись по Невскому проспекту пешком, чтобы взбодриться на холодном воздухе. Идем.
Мау контактен: интересуется у встречных и догоняемых нами прохожих, правильно ли мы шагаем. Получаемые подтверждения немного успокаивают его.
Московский вокзал. Мау непринужденно спрашивает у первого попавшегося человека, где мы можем получить наш багаж. Я успокаиваю, что помню, где оставил свою сумку, и чувствую, что авторитет мой в глазах Мау растет.
В холле метро задержка у касс становится роковой. «Ваши документы!» - раздается голос. Я оборачиваюсь. Мау роется по карманам. Поправляю галстук и проявляю интерес к происходящему. «Кстати, ваши тоже!» - обращается ко мне оплот правопорядка.
Как радушный хозяин, он приглашает нас из холла в гостиную. Там, отделенные решеткой, светски скучают те, кто пришли раньше. Нас развлекают по мере умения. Руки человека в униформе пытаются найти эрогенные зоны на моем теле.
- Что это?! – вопрос по поводу уплотнения в кармане.
- Плейер.
- CD? - проявляет знания милиционер. Я подтверждаю его догадку.
Его коллега обнаруживает в сумке пакетик зеленого чая «Би Ло Чунь». Тщетно пытается унюхать в изысканных завитках знакомый аромат травы и не лишает меня надежды выпить чашечку чая вечером – пакетик не конфискуется.
- Пистолет, нож?
«Спасибо, не нужны», - хочу отказаться я и предъявляю свой шокер. Оживляется третий милиционер:
- Кобура? Это пистолет?..
- Нет, - разочаровывает его коллега. – Электрошокер. С таким и пистолет не нужен.
- Не запрещено, - замечаю я.
- Да, - с сожалением соглашается страж.
- А можно попробовать? – вертит в руках электрическую игрушку милиционер.
- Можно, - разрешаю я. – Только не на мне.
Милиционер жмет на кнопку и с восхищением смотрит, как воздух между стальными жалами прошивается синей молнией. Возвращает со вздохом:
- На предохранитель я поставил.
- Для чего приехали к нам?
- Просто так.
Ответ сложен для патрульного. Подумав, он облачает его в привычную форму:
- Понятно. Город посмотреть.
Мне приносят извинения и разрешают идти. Я подтверждаю, что знаю Мау, несмотря на отсутствие у него CD-плейера и шокера. Вопрос – «Как вы познакомились?» – отметаю как не имеющий отношения к делу. После некоторого колебания его тоже отпускают.
Под землей нам не будут рады, понимаем мы, и я отправляюсь на поиски наземных колес. Частников у вокзала нет. Профсоюз таксистов хватает меня в свои цепкие лапы. Мы грузимся в машину с шашечками, и водитель с хладнокровием террориста жмет кнопку на пульте. На дисплее начинают плясать огненные цифры.
Такси впрыскивается в вену города. Путь наш причудлив. Солнце, словно обезумев, заглядывает в окна то с правого, то с левого борта.
- Приехали, - объявляет таксист. Стоимость проезда пылает валтасаровыми письменами. Этой суммы хватило бы с комфортом доехать от Москвы до Питера в купе экспресса. Я проникаюсь уважением к таксисту: ему не пришлось потратить на дорогу восьми часов, которые потребовались железнодорожному составу.
Регистрация в гостинице проста, как амеба. Я получаю в руки ключ с брелоком, оттягивающим руку, и, уравновешиваясь между ним и сумкой, нахожу свой номер. Мы вваливаемся внутрь, Мау падает в кресло, я падаю на кровать, и мы начинаем строить планы. Постройка кособока в перспективе, но нас это не смущает. Потом я бреюсь и переодеваюсь, Мау падает на софу, я падаю в кресло, и мы продолжаем строить планы. Планы кособочатся в обратную сторону, и конструкция выравнивается.
Стрелки часов неумолимы. Мы выбираемся на улицу и направляемся в «Панду». Мау находит капюшон куртки: он был пристегнут к воротнику. В Питере идет снег.
Мау покупает букет и вручает его мне. Я тронут. Букет предназначен Ласте.
В «Панде» есть свободный столик – слева, между стойкой бара и прилавком с восточной едой. Я беру кофе и сажусь. Мау прячется за кулисами.
Ласта появляется вовремя. Мы с ней сразу узнаем друг друга – из фильмов о шпионах все-таки можно извлечь пользу. Обмениваемся приветствиями, и я получаю долгожданный пароль – вопрос:
- А где Мау?
Мой ответ разрушает идиллию: я утверждаю, что один здесь (добавляю мысленно – «за этим столом») и что Мау просил меня лишь передать цветы (практически не вру). Ласта теряется. Я мысленно раскусываю ампулу с ядом.
Мы сидим за столиком, и вдруг я вижу, как светлеет ее взгляд. С облегчением понимаю, что настало время очередного явления «те же и Мау», и в самом деле – он появляется у меня из-за спины. Я наблюдаю за встречей, с еще большим облегчением понимая – бить меня сегодня не будут.
Время идет, действие оживляется, и явления продолжаются. Появляется Ли. Появляется Гмыша, с ней – муж, незыблемый соломенноволосый человек, придавливающий меня своим ником в реале:
- Савва.
Появляются кружки с пивом. Со всех сторон – люди. Наш столик – крепость, держащая оборону. Вдали появляется Лимбах, нас представляют, мы раскланиваемся. Лимбах строг, он не присоединяется к нашему шумному биваку.
Кружки пива бомбардируют столик ковровым методом. Опустошенные, они возносятся вверх периодически пролетающим мимо нагловатым ангелом в переднике. Я наливаюсь кофе. Разговор скользит от арта до философии и обратно. Порой кто-нибудь говорит: «Все, допиваем – и идем отсюда!», - с ним соглашаются и тут же приносят пивную добавку.
Савва начинает допытываться, что, кроме кофе, я способен пить. Я ревизую стойку бара. По счастью, в «Панде» имеется мартини. Беру бутылку, апельсиновый сок и стаканы, среди которых - один конусный бокал для коктейля: он последний в заведении, его выдают мне под честное слово. За столиком забираю уникальный бокал себе. Уход из «Панды» теряет актуальность.
У Гмы рождается идея – поехать завтра после обеда в Новгород. С ночевкой. Савва должен вести машину. С тремя пассажирами. Савва не возражает. Гмы считает и Ли - и уточняет: с четырьмя пассажирами. Савва не возражает. Ли говорит, что будет не один. Гмы уточняет: с пятью пассажирами. Савва не возражает.
Стихийно начинаются соревнования по армрестлингу. Принимают участие Ли, Савва и Ласта. Я путаюсь в победителях. У Ли отнимается рука. Гмыша предлагает пойти на улицу – слепить снежную бабу без рук, взяв за образец Венеру Милосскую. Все рады идее и по этому поводу берут еще пива. Два пополуночи. Я начинаю понимать, почему «Панда» открыта 24 часа в сутки.
На улицу мы все же выходим. Долго фотографируемся у ночного Казанского собора. Гмы мерзнет. Проект снежной бабы упрощается – она теряет не только руки, но и ноги, голову и тулово. Идем искать снег; тот, что под ногами – никому не нравится.
В поисках заглядываем в «Зловещие мертвецы». Привал.
По счастью, в «Зловещих мертвецах» есть мартини. Кроме того, здесь кормят фирменными блюдами. Занимаем стол. Весело гогоча, к нам подсаживаются пивные кружки. На стойке бара – человеческие черепа. Эти не смогли уйти…
Глядя на мундштук с дымящейся сигаретой в моей руке, Мау произносит:
- Ты говорил, что начинаешь курить, когда пьешь. Я сегодня так и не видел, чтобы ты закурил.
Пепельница передо мной полна. Я машу перед Мау сигаретой, но мой довод не принимается.
В соседнем зале поют караоке по-русски. Точнее, играют: то, чем перебивается мелодия, сложно назвать пением. Философы за нашим столом решают показать, почем фунт арта. Долго спорят об очереди с распорядителем.
Микрофон достается Ласте. Ласта поет по-английски. Поет хорошо. С разных сторон сползается народ – послушать. У персонала находятся неотложные дела в комнате с караоке. Убедившись в живом звуке, персонал возвращается на свои места. Аплодисменты.
Следующую песню выбирает Мау. Поют ее хором. По-английски. Я, не разумея языка, болею за команду в задних рядах. Наверное, поют хорошо, но мимо микрофона: Мау отставляет его подальше, чтобы никому не мешал.
Застолье перемежается с соревнованиями в пении с соседним залом. Соседний зал отвечает секретным оружием – парнем, поющим по-английски. Поет он хорошо. Ему тоже аплодируют.
Мимо нас время от времени курсирует мясистый детина в штатском. На лацкане у него ценником висит прямоугольная карточка. Кажется, это секьюрити. Ему хорошо. Он заправлен горючим по самые брови.
Мы с Гмышей достаем фотоаппараты и устраиваем между собой дуэль. Блики вспышек тревожат подписанного секьюрити. Товарищи успокаивают его: это не стрельба. Детина нависает надо мной и добродушно требует:
- Сфотографируй меня!..
- Не хочу, - упорствую я.
Савва вступает в разговор. Детина переводит на него оптический прицел взгляда и с непонятным подозрением в голосе вопрошает:
- Ты, что ли, хочешь меня сфотографировать?..
Савва размеренно роняет слова:
- Я – не хочу – тебя – сфотографировать – потому, что – у меня – нет – фотоаппарата.
Философы ревут, восхищенные убийственной логикой. Детина почти успевает обидеться, но его уводят.
В пять утра вываливаемся на улицу. Бредем к Невскому проспекту. Савва останавливает машину и о чем-то долго беседует с водителем. Судя по длительности общения, они должны сдружиться. Машина уезжает без Саввы. Ее место занимает другая. Савва и Гмы едут домой.
Ли берет инициативу в свои руки и ловит машину для меня. Я утверждаю, что хочу пропустить вперед женщин и детей, но меня не слушают. Ли, удерживая машину за дверь, железной рукой сбивает цену. Водитель разбит наголову. Я гружусь, убежденный – с Ли Мау и Ласта не пропадут.
Прибываю в гостиницу. Бронежилетный автоматчик в холле интересуется, что мне нужно. Мне нужен ключ от моего номера. Сонный администратор выдает ключ, не интересуясь документами и фамилией. Все построено на доверии.
В номере хочу записать какую-то мысль. Та хихикает и уворачивается. Ложусь спать, прикидывая, успею ли побывать в Эрмитаже в первой половине дня. Засыпаю.
Сутки вторые.
На ощупь ищу часы. Кручу циферблат так и этак, но по-всякому выходит: в Эрмитаже я сегодня уже побывал. Копаюсь в памяти. Не могу отделаться от ощущения, что нахожусь в Питере уже третий день. Сверяюсь с числом в электронном календаре, но не уверен в дате приезда. Лень искать железнодорожный билет.
Привожу себя в порядок. Душ смывает остатки сна и сил. Выглядываю в окно – в Питере идет снег. Появляется искушение никуда не выходить из номера до завтра.
Оживает мобильный телефон. В трубке – бодрый голос Бишопа. Вчера он работал и не мог присоединиться к компании. Сегодня он свободен и хочет встретиться.
Бишоп действует на меня как допинг. Договариваемся о месте и времени. Я начинаю собираться.
…Жду Бишопа в метро «Гостиный двор». Людской водоворот. Впечатление, будто здесь и сейчас решил назначить свидание весь город.
Первым замечаю строгого Лимбаха – его лицо знакомо мне по вчерашнему вечеру. Рядом узнаю Бишопа. Радость встречи. Вопрос ко мне:
- Куда пойдем?
Я согласен на все.
Все начинается с «Панды». Свободных мест нет, но меня ведут на второй этаж. Здесь посвободнее и постильнее. Занимаем столик поближе к стойке бара. Тонем в низких диванчиках. По счастью, на втором этаже тоже есть мартини. Лед нежно звенит в стакане. Бишоп и Лимбах довольствуются пивом. Разговор скользит от арта до философии и обратно. Музыка ревниво пытается выпихнуть из ушей все прочие звуки. Редкие секунды тишины между записями можно смаковать, как редкое блюдо.
Бишоп отлучается и приносит весть: внизу появились свободные места. Десантируемся. Занимаем стол, за которым сидели мы с Мау сразу после приезда.
По счастью, на первом этаже «Панды» все еще есть мартини. Правда, безо льда. Даю бармену ссылку на второй этаж – он не принимает ее: очевидно, не знаком с интернетом. Бишоп и Лимбах довольствуются пивом. Разговор скользит от арта до философии и обратно. Четвертый человек за столом – посторонний: уроженец Казахстана, тратящий последние часы командировки. Склоняет нас к общению. Бишоп жертвует собой и даже играет с ним в паре партию на бильярде.
Ближе к полуночи мне предлагают поехать в гости к Лимбаху. Выходим.
На улице обнаруживаю, что потерял наушники от плейера. В последний раз я ощущал их на шее, когда раздевался в «Панде». Решаем вернуться и поискать. «Ваши документы!» - раздается голос. Я оборачиваюсь. Бишоп и Лимбах роются по карманам. Поправляю кашне и проявляю интерес к происходящему. «Кстати, ваши тоже!» - обращается ко мне оплот правопорядка. Показываю паспорт. В благодарность руки человека в униформе пытаются найти эрогенные зоны на моем теле.
- Что это?! – вопрос по поводу уплотнения в кармане.
- Плейер.
- Это с такими круглыми штуками? - проявляет знания милиционер. Я подтверждаю его догадку.
- Пистолет, нож?
Я предъявляю свой шокер.
- Разрешите взглянуть, что в портфеле?
Разрешаю. На дне лежит цилиндрический флакон «Йоджи» в черном мешочке.
- Телескопическая дубинка? – оживляется милиционер.
- Нет, - разочаровываю его я. – Туалетная вода. Хотите освежиться?
Патрульный не хочет.
- Для чего приехали к нам?
- Просто так.
Ответ сложен для патрульного. Подумав, он облачает его в привычную форму:
- Понятно. В гости.
Из разговора выясняется, что Бишоп и Лимбах остановлены за приставание ко мне на улице. Двое патрульных тщетно пытаются понять причину, заставившую нас до встречи с ними повернуть на 1800 и пойти в обратную сторону. Потерянные наушники выше их разумения: пытаясь поймать нас на противоречии, они показывают пальцами мне на грудь:
- Вот же плейер!
Плейер и наушники в их сознании нераздельны, как водка и градусы.
Я подтверждаю, что знаю Бишопа и Лимбаха. Вопрос – «Как вы познакомились?» – отметаю как не имеющий отношения к делу. После некоторого колебания нас отпускают.
Мне начинает представляться, что жизнь моя в Питере движется по спирали.
Наушники не находятся. Я беспечно машу рукой.
Едем на метро, потом едем в маршрутке, потом идем к Лимбаху. Дома Лимбах включает компьютер. Долго пытается войти в чат под ником «Лимбах&Бишоп&Прохожий». Бишоп говорит, что ник слишком длинен. Усекаемся до «Лим&Би&Про». При виде этого франкенштейна от филологии Гмыша в чате с ужасом восклицает: «Новгород!» Я хочу успокоить ее, что мне сегодня было не до Новгорода, но Бишоп и Лимбах отвлекаются на профессиональные темы, открывают новые окна. Когда они вновь обращаются к чату, Гмы там уже нет.
Бишоп и Лимбах пьют пиво, я наливаюсь кофе. Смотрим полнометражный мультфильм для детей «Шрек» и в три глотки хохочем над недетскими шутками в нем.
После трех ночи Бишоп и Лимбах зовут меня на дискотеку. Строгий Лимбах надевает рубашку, галстук и костюм и становится еще строже. Идем.
«Сирена». Охрана здоровается с Лимбахом за руку. Бишопу тоже жмут руку. Со мной не здороваются, но зато обыскивают с удвоенным вниманием, помахивая рамкой металлоискателя. Мой организм отзывается тревожным звоном в самых неожиданных местах. Впрочем, в зал пропускают.
Музыка в «Сирене» заставляет вибрировать желудок и прочие полости в теле. Ищем свободный столик. По счастью, в «Сирене» имеется мартини для меня. Бишоп и Лимбах довольствуются пивом.
Лимбах время от времени отлучается. Однажды, вернувшись, он показывает пальцем куда-то вниз и строго спрашивает у меня:
- Что это?
Я вспоминаю, что шел по лужам и мог забрызгать туфли. Мне становится неуютно. С опаской гляжу вниз и вижу, что вопрос вызвали не туфли, а – о, радость! – осколки на полу.
- Кружка разбитая, - произношу я.
Лимбах спрашивает еще строже:
- Твоя работа?
От желания говорить честно глаза мои едва не светятся:
- Она уже лежала, когда мы пришли.
Строгий Лимбах кивает и садится. Я перевожу дыхание: пронесло!
Из «Сирены» выходим в числе последних. Идем по дворам. Лимбаху не хочется домой, он заворачивает в круглосуточный универсам. Мы с Бишопом сопровождаем его. Внутри путь Лимбаха извилист и загадочен. После такого кружения стоило бы выйти с коробком спичек, имея под полами куртки мороженую курицу, два круга колбасы, десяток консервных банок и самую большую бутылку. Заинтриговано идем следом. В открытых витринах лежат мидии. Пахнет, как на берегу моря после шторма – мертвой рыбой.
Лимбах и Бишоп выбирают пельмени. Долго спорят, какую марку предпочесть. Я вклиниваюсь и предлагаю свой вариант. Мне неожиданно не возражают.
Дома Лимбах варит пельмени. Бишоп говорит, что не хочет есть, но у строгого Лимбаха едят все. Миски наполнены по-сибирски – с горкой. Строим планы на день – сходить в Строгановский дворец, посмотреть картины Филонова.
Смотрим «Последнюю фантазию». Лимбах не дожидается окончания, ложится в соседней комнате. Мне с Бишопом остается диван на двоих. Бишоп рекомендует досмотреть последние 15 минут и первым выбирает место. Я дожидаюсь финальных титров и падаю рядом. Без пятнадцати восемь утра.
Сутки третьи.
Лимбах просыпается первым. Включает бодрящую музыку – мне хватает этого, а Бишопу для реанимации требуется еще и сигарета. Гляжу на часы – я снова побывал в Эрмитаже. Наливаемся кофе. Бишоп звонит Мау и Ли – договаривается о встрече. Строгановский дворец не отменяется. Для разгона снова начинаем смотреть мультфильм «Шрек».
Идем, едем в маршрутке, едем на метро от дома Лимбаха до какой-то там станции. Встречаем Мау с Ластой и Ли с Лерой. Идем по Невскому в сторону Строгановского дворца, о котором все знают, что он «где-то здесь». Находим дворец и вход в него. Бишоп исчезает внутри. Возвращается с новостью – это не Строгановский дворец. Громко обсуждаем ситуацию и идем дальше.
Снова находим дворец. В холле почему-то стоят бильярдные столы. Бармен тоже кажется знакомым. Осознание того, что это – «Панда», не вызывает шока. Я начинаю понимать некоторые закономерности в ходе вещей.
Занимаем стол справа от входа. Я наливаюсь кофе. Остальные довольствуются пивом. Потом Мау отлучается к стойке, и возвращается с мартини – по счастью, для меня. Знакомимся с приятелем Бишопа, случившимся рядом – Мухомором. Мухомор ничего не знает о чате, но вписывается в компанию. Просит у меня пустой бокал из-под мартини с нанизанным на край ломтиком лимона – из него удобно пить контрабандно принесенную с собой водку.
Мы с Ли и Лерой выходим подышать воздухом – за это время оставшаяся компания обещает добить пиво. Фотографируемся у моста с грифонами. Ищем сигареты. Возвращаемся к «Панде».
Компания внутри добила пиво, но подоспело новое. Добивают его. Идем «просто гулять».
Выходим на Невский проспект. Мухомор читает мне лекцию по архитектуре. На пиво, налитое в Мау, начинает действовать земное притяжение: Мау ищет глазами укромное место. Находим МакДоналдс – бесплатный туалет, как его называют все. Заходим внутрь, заодно решаем выпить для согрева кофе и подкрепиться. Размещаемся в закутке, отдельном от зала. Греемся. Мухомор просит у Ли пустой стаканчик из-под кофе – из него удобно пить контрабандно принесенное с собой пиво. Строгий Лимбах садится рядом с пластиковым клоуном в человеческий рост и начинает с ним заигрывать – клоун не решается возражать. Мау выходит покурить. Мы доедаем и допиваем, выходим следом, и Мау бросается внутрь – он совершенно забыл сходить в туалет.
Идем к Адмиралтейству. В темноте рассматриваем бюсты в сквере. Всех интересует, кто торчит на постаменте с бронзовым верблюдом внизу. Я помню, что это Пржевальский, но не признаюсь. Мау, Ли и Бишоп играют в футбол пластиковой бутылкой. Строгий Лимбах не одобряет, но молчит. Глядя на него, я не решаюсь оседлать верблюда.
Скользим дальше. Прихрамывающий Лимбах похож на Мефистофеля. Впервые замечаю, что на постаменте Медного Всадника написано «Petro Primo». Настолько поражен открытием, что раздумываю – что случится, если змее под Петром надоест поддерживать топчущего ее коня?
Остановка троллейбуса. Грузимся и едем. Выгружаемся и идем. Куда? Видно будет. Приходим в «От винта!» Занимаем столик справа. Здесь – только пиво. Наливаюсь кофе. Мухомор развлекает меня историями о воздушных катастрофах.
Около одиннадцати вечера порываюсь уйти. Завтра – последний день, надо будет съезжать из гостиницы. Ласта и Мау уговаривают меня перебраться в «Грешники». Почти соглашаюсь – и, понимая это, прощаюсь со всеми.
До гостиницы добираюсь без приключений. Ложусь. Выдергиваю вилку и мозги отключаются.
Сутки четвертые.
Будильник был поставлен на восемь утра, поэтому встаю в десять. Прихожу в себя под душем. Собираюсь и пакуюсь. Звоню Лойсо – телефон его узнал лишь вчера. Договариваемся о встрече на «Площади восстания». Сдаю номер горничной.
По пути забрасываю сумку в камеру хранения. Успеваю вовремя.
Узнаю Лойсо по описанию. Выходим из метро, болтаем о пустяках. Он рассказывает о Эрмитаже, набережных, пеших маршрутах. Доходим до «Пеликана» и оказываемся внутри. В «Пеликане» - пиво. Лойсо предпочитает его, я наливаюсь кофе. Разговор скользит от арта до философии и обратно. Оживает мобильник – меня ищет Мау. Снова оживает мобильник – меня ищет Бишоп. Всем назначена встреча на «Площади восстания» - Мау надо купить билет в Москву.
Встречаем Мау с Ластой и Бишопа. Лойсо прощается – у него дела дома. Идем на вокзал и занимаем очереди в две кассы. Ласта отходит к справочной. Мау курсирует между мной и Бишопом – и внезапно пропадает. Рядом со мной открывается вдруг окошко кассы. Какая-то расторопная женщина бросается наперерез, но я даю ей урвать от моей удачи. Женщина крикливо взывает к моему мужскому естеству. Моему естеству, как и мне, она безразлична. Женщина бросается дальше, и крик возобновляется – дальше ее тоже все обижают. Бишоп выписывает круг по залу в поисках Мау. Я столблю место в очереди. Бишоп, не найдя Мау, повторно выписывает уже восьмерку.
Время идет. Держу оборону у кассы. Траектория поисков Бишопа все больше напоминает фигуры Лиссажу. Мау пропал. Вдруг он появляется сбоку – с Ластой и билетом. Ищем Бишопа. Воссоединяемся и покидаем вокзал. Билет у Мау не на сегодня, а на завтра, чем он весьма доволен.
Идем по улице.
- Здесь – единственный круглосуточный книжный магазин, - хвалится Бишоп, указывая на витрины. – Такого даже в Москве нет.
Открываем железную дверь рядом. Стойка бара. Столы. На потолке спичками выжжен пес, поднявший заднюю лапу. «Циники». По счастью, в «Циниках» есть мартини. Мау и Бишоп довольствуются пивом. Бишоп предлагает пойти в гости к Мухомору. Уточняет его адрес по телефону, и мы идем. Мухомор ждет.
Бодро топаем по улице, пока Бишоп не признается, что ошибся в направлении. Снова связываемся с Мухомором по телефону. Он корректирует азимут и выходит нам навстречу.
Мухомору в качестве компенсации за беспокойство вручается бутылка водки, которую он тут же делит с нами. Потом приходит Выход – круглолицый человек с застенчивой улыбкой. Потом откуда-то приходит еще бутылка водки. Потом приходит женщина Мухомора – и уходим все мы, включая самого Мухомора. Бишоп вспоминает, что на «Площади восстания» мы встречаемся с Ли. Ползем вприпрыжку.
В метро встречаем Лойсо, он ждет нас – распространение информации мне непонятно, в голову лезут мысли о телепатии. Появляются Ли и Лера. Немногословный Выход прощается с нами. Бишоп передает меня в руки Ли и Лойсо и тоже прощается – ему завтра на работу. Мне не хочется расставаться с ним. Обнимаемся и жмем друг другу руки. Бишопа уносит вниз эскалатор.
Выходим на улицу. Холодно. Предлагаю согреться – и мы вваливаемся в заведение, в чьих витринах призывно ждут столики. Наливаемся кофе. Только кофе!
Часы, к сожалению, не стоят. Возвращаемся к метро. Прощаемся. Очень хочется сказать теплые слова и выразить благодарность за тот подарок, который был мне сделан, за четыре дня праздника и юности – но я внезапно ощущаю себя школьником у доски, забывшим все, что читал накануне. Позорно мнусь и бестолково напрягаю язык.
Шагаю к переходу, потом, не выдержав, оборачиваюсь – но у метро, круглого, как консервная банка, уже никого нет.
Забираю верную сумку, нахожу свой вагон. Устраиваюсь в купе и понимаю, что Питер остался за двойным оконным стеклом. Поезд трогается. Ложусь спать.
Мне снятся Бишоп и Ли, и это очень хорошо – до тех пор, пока не начинает зудеть будильник в мобильнике. Подвешенный на крючке в изголовье, телефон парит надо мной и светится в темноте, точно призрак. Я хочу придушить его и вновь закрыть глаза, чтобы еще немного побыть в Питере с ребятами, но поздно – сон мой отстал от поезда, и остается лишь встать, влезть в костюм и стянуть горло галстуком. Так я и поступаю и выхожу в коридор из купе, и проводник говорит мне, что скоро Москва.
Ноябрь 2001
22-11-2001 23:44
|
