Из цикла «Не Борхес»: ПИРАМИДА

Я – фараон, хозяин пирамиды. В день моего рождения был вытесан ее первый камень, и жрецы, вопрошающие богов, определили место для его воздвижения.

Не каждый фараон строит пирамиду. Это решают боги; жрецы читают их волю по звездам, знамениям и результатам жертвоприношений. Я один из тех немногих, память о ком навечно воплотится в камне.

С первого дня я находился там, где суждено было подняться ей – знаку моей власти, моей силы, моего величия. Я не помню тех лет, когда пирамида была лишь квадратом на песке, вымеренным строгими линиями вкопанных в песок кольев. К тому времени, когда кормилицы более не требовались мне, и я начал осознанно воспринимать окружающее, первые ряды ее блоков были уже выложены, но и ранее мое присутствие вкладывало в строительство священный смысл.

С детства я привык к зрелищу тысяч рабов, короткое существование каждого из которых было оправдано служением мне, фараону, и путем к цели – пирамиде. Изо дня в день, с предрассветного часа до наступления темноты, волоком доставлялись каменные глыбы, чтобы занять уготовленное им место. Гул людских толп, крики надсмотрщиков, резкие щелчки бичей, стуки и скрежет – вот музыка, под которую росли мы, я и пирамида.

Гибли рабы, и надсмотрщики падали, обессиленные непрерывной работой бичом.. Пыль оседала на драгоценных тканях установленного для меня шатра. Я не вступал во дворец фараонов. Я оставил его тому, кто придет после меня, кому придется довольствоваться дворцом вместо незыблемости пирамиды.

Пирамида. С рождения до сегодняшнего дня не покидал я пределов, очерченных ее основанием. Чем выше вздымалась она, тем меньше становилось пространство, доступное моим передвижениям, но настал момент, когда его сокращение остановилось, и стены начали подниматься вокруг меня. Мир был скрыт непроницаемостью каменных толщ, но все так же умирали во славу мою рабы, и приходили жрецы, и Ра обращал ко мне с неба свой лик. Здесь я узнал мою жену, и сюда принесли моего сына, наследника, будущего фараона. Потом потолок сомкнулся надо мной, и отныне жрец, приходя, сообщал, что прошел день, и рассказывал о том, как растет пирамида.

Она вобрала в себя множество жизней. Под тяжестью некоторых из составляющих ее блоков остались расплющенные тела рабов. Где-то в ее каменном теле захоронены с почестями, со слугами и драгоценностями, усопшие жрецы и члены моей семьи. Я улыбаюсь при мысли об этих людях, сделавших попытку прикоснуться к вечности по причине того лишь, что они окончили свой путь в период моего властвования. Я не против: пирамида – история моей жизни, так пусть останутся в ней и эти ее детали.

Я жил долго, очень долго. Каждому часу моей жизни, наверное, соответствует камень пирамиды. Вчера жрец сказал мне, что последний из них был уложен на вершине. Сегодня – праздник; мне чудится даже, что звуки его проникают сюда сквозь каменные преграды. Я знаю, что услышать это невозможно, но, быть может, это боги позволяют мне насладиться триумфом?

Я выполнил свое предначертание, и то, что я совершил, превзойти уже нельзя. С рассветом вход ко мне был замурован; сегодня до заката галерея, ведущая к нему, будет завалена, и следы ее исчезнут, чтобы никто уже не мог осквернить мой покой.

Мы остались наедине, я и пирамида. Отныне великолепие ее совершенной формы станет памятью обо мне, величайшем из фараонов. Я – дух пирамиды, ее основа. Ее сердцевина, ее суть. Я – это она, и она – это я; мы слились, недаром мы росли, как два близнеца.

Несокрушимая, не подвластная ни людям, ни стихиям, ни времени, она будет стоять вечно. Даже фараоны будут взирать на нее с трепетом. И сейчас, в последний мой день, я спрашиваю себя, в чем заключался тайный замысел богов: оставить пирамиду в память обо мне, фараоне, или подарить миру мое рождение лишь для того, чтобы была воздвигнута пирамида?