Раф Мирзокулов

Он узбек по национальности и москвич по рождению. "Пятнистым" его прозвали за его пятнистый комбинезон (иначе не обзовешь), который дали ему еще в ОМЗДОНе, откуда его переводят в Ерцево. Там его не устраивает дедовщина, появляется история с передергиванием затвора на колпаке, прибегают офицеры, затвор опечатывают и открывают дело, очевидно, он рассказывает про дела в роте, его начинают гонять, как стукача, из-за него комбат вынимает показания из Бочарова и их от греха и беды отправляют служить в дивизию. Чтобы освободить места, у нас убирают 2 КПП-ников – Саню Шестакова и Димку Коваленко. Тут Раф начинает регулярно залетать, его несколько раз "учит" Балашов, в итоге Раф "забивает" на него. Заканчивается это тем, что Раф напрямую отказывается выполнять его приказы. Витька идет самолично разбираться с ним на КПП, Раф сначала ударяет его по лицу замком, потом режет руку штык-ножом. Тот убегает за подмогой, а когда они возвращаются – Рафа нет. Он за забором в самоходе. Наутро он приходит. Витька его начинает воспитывать служебными нагрузками. Раф опять "залетает" с пьянками. В итоге он все-таки уезжает на Скарлахту. Через 2 недели он приезжает обратно, так как Скарлахта – это лес, это "дагестанский" батальон. Он там режет себе вены. Его судьба решается, вроде бы его хотят отправить в Череповец, там солдаты занимаются ППС (патрульно-постовой службой) и на колпаках не стоят, но узнает, что у него из-за его постоянных проступков тяжело заболевает мать. И он сбегает, говорят, его забирает отец. Известно, что он ходил подавать жалобу в министерство об неуставных взаимотношениях. Где-то ты сейчас, Раф. Парень неглупый, обаятельный, веселый и лукавый. Вот такая судьба.

Всех бегунков вначале привозят к нам. Сколько их здесь проходит с изуродованными лицами и душами, отчаявшихся и наполненных надеждой, сменивших по 5 мест службы и сбегающих в 1 раз, с родителями и без, черпаков и духов, разных-всяких. Почти со всеми из них я поговорил. Из их рассказов можно составить целую книгу. Книгу судеб. Некоторых сажают, некоторых ждет дисбат, большинство отправляют обратно, туда, откуда они с таким трудом сбегают. А напоследок:

"Запомни солдат, нет выхода только из гроба!"

* * *

Быстро пролетает лето, все вечера мы на спортплощадке, волейбол, картошка. У черпаков в июне началась "стодневка", масла они не едят. Кто-то периодически уезжает, кто-то приезжает. Привозят Косяка, он служил в Ерцево. С ним я встретился на призывном пункте, ехал в одном купе в поезде, он был с мной в одном отделении на КМБ, в 1 батальоне в Ерцево. И опять встретились. Потом его перевели поваром в оперативный батальон, где, говорят, он очень потолстел.

В октябре меня наконец отпускают в отпуск. Перед отпуском я умудряюсь найти в заархивированной игре вирус, из-за которого приходиться заново форматировать винчестер, а мне после набивать заново кучу форм. Во время отпуска я успеваю съездить в Свердловск и Самару, где живут мои друзья. После недели отпуска начинаю немного отвыкать от армии, но в сознании все равно стояла мысль, что придется возвращаться в систему.

Уже после начала нашей стодневки и после ухода дембелей к нам в дивизию привозят убираться духов с КМБ из учебного батальона. Я, засунув руки в брюки, шествую в столовую с дурацким видом уважающего себя деда и вдруг натыкаюсь взглядом на лицо, которое мне до боли знакомо. Вовка Горбик. Он учился с моей сестрой в одном классе в 21 школе, и он как миниум на 2 года старше меня. А теперь он брит наголо и убирает снег. Он тоже узнал меня. Оказывается, его привезли из Ерцево, где он поколотил несколько дедов. Он закончил физфак нашего Поморского универа и загремел на год срочной. Мы болтаем с ним, вспоминаем общих архангельских и ерцевских знакомых. Ирония судьбы, в школе он был для меня "старшаком", а здесь мы меняемся местами. Он попал в оперативный батальон и насовершал и там кучу армейских "подвигов".

* * *

Славик - "офицер"

Впервые я встретился с ним в Ерцево, в апреле 94 года. Я уже отслужил 3,5 месяца, а у него только-только закончилось КМБ. Его приводит начальник штаба чертить. Мы тут же разговорились. Он делится проблемой, то ли идти 2-м писарем в штаб, то ли водителем. Он закончил училище гражданской авиации, и по окончании ему присвоили звание лейтенанта запаса. И из-за совковой нашей несогласованности взаимодействующих органов документы вовремя в военкомат не пришли, там был обычный недобор призывников, и его быстренько забрали. И какого ему было узнать в конце службы, что служить ему не нужно и что никто из его одногруппников служить не пошел.

Будем считать, что ничего на свете зря не бывает, он получил прекрасный водительский опыт и узнал машину на практике. В Ерцево мы периодически виделись и болтали ни о чем. Его звали там "Лейтенант" и "Офицер".

Где-то в конце ноября наш водитель 6-й машины Лешка Найданов в очередной раз залетает и настолько сильно, что его все-таки ссылают в Ерцево, в автороту. А к нам комдив привозит оттуда Славку Фомичева. Я спускаюсь вниз и в кубрике с интересом созерцаю его лицо. Он расспрашивает меня, как тут и что. Потом он быстро со всеми знакомится, находит себе подходящую психологическую нишу в виде водителя 1-й машины. Наш коллектив медленно делится на 2 половинки. Они – тот кубрик, мы четверо в этом. Наш Вадик, правда, периодически дрейфует туда-обратно. Напоследок хочу сказать, что именно Славик продемонстрировал мне возможность дедовщины даже в таком месте, как наш взвод.

* * *

С окончанием стодневки у наших дембелей, которые увольняются в декабре-январе, мы начинаем остро ощущать их присутствие под кубриком. Вроде бы мы приравнены в правах, все лежат на кроватях, но в мелочах четко прослеживается иерархия. Они чувствуют наши мысленные пожелания и держатся вместе. Надо отдать им должное, у них это получается. Держится это сообществе на замкомвзводе – Витьке. Если посмотреть со стороны, Витька был очень неплохим командиром, всегда заботился о интересах взвода. Просто мы смотрели на это через линзы срока службы. Все нам казалось дурацким, направленным на нашу свободу. Этот фактор присутствовал и в отношении к офицерам, хотя я на себе испытал, что нет хуже беды, чем недалекий начальник. А Витька просто исполнял свои обязанности. Одна черта не нравилась мне очень у него. Неумение ценить чужое достоинство, личность, индивидуальность. Его привычка посмотреть, что у тебя в тумбочке, конверте или кармане. При тебе, конечно. У человека всегда должен оставаться уголок, который принадлежит только ему. Крестик, блокнот, фотография.

Чем ближе был их дембель, тем чаще вспыхивали локальные войны. Они готовили дембельские альбомы, кто хотел, шил дембельскую форму. Роме и Витьке это все нафиг не нужно было, а вот "Викинг" сделал из формы такое, что по завершению напоминало костюм для маскарада, попробуйте представить. Белые окантовки на клапанах карманов и по низу пиджака парадки. Куча значков на груди; огромные белые аксельбанты; белый ремень; огромная подшива, подшитая красными нитками; погоны прошиты золотыми и серебрянными нитками, – и это только пиджак. Все старательно прятали улыбки, когда Саня важно облачался в это одеяние и шествовал по кубрику, подобный королю, который, как позже выясняется, был голым. При этом он приговаривал: "Недельку дома поношу и повешу". В общем, как говаривал Козьма Прутков: "Все в меру".

В декабре у нас начинается стодневка. Наша. Кто завел метр, кто листочек. Разгибаются, выпрямляются кокарды и бляхи. Витька с удивлением называет нас "дедами", пробуя это слово на язык в отношении нас. Себя они называют "настоящими" дедами. Мы с Серегой и Мишкой обсуждаем эту проблему и выводим портрет "настоящего" деда: он свято соблюдает все каноны и условности, которые для него незыблемы и непоколебимы. Он ест жареные куриные ноги (из-за которых не хватает мяса духам), выбирает в бане лучшие трусы и гоняет духов. Одним словом, я рад, что мы не были зачислены в эту почетную когорту.

Наконец, мучительно медленно они уходят, и мы – самый старший призыв. Мы расправляем плечи, глубоко вдыхаем и приступаем к последнему, завершающему этапу – ожиданию.

* * *